Курц юзом съехал по крутому холму с проходившей поверху дороги и на первой передаче прополз через снежные заносы к лачуге. У нее не было даже настоящей двери – ее роль выполнял кусок проржавевшей рифленой жести, которым прикрывалась дыра в кривой стенке из кое-как сбитых между собой ящиков, – так что Курц постучал костяшками пальцев по железу и принялся ждать ответа. Ледяной ветер, налетавший сюда с озера Эри, обжигал его тело даже сквозь шерстяное полупальто. Постучав еще два или три раза, Курц услышал изнутри мучительный, раздирающий кашель и понял его как разрешение войти.

Пруно – Черный Папа когда-то обмолвился, что настоящее имя старика было Фредерик, – сидел, прислонившись к бетонной опоре моста, представлявшей собой заднюю стену жилища. В многочисленные дыры и щели забивался снег. В одну из них выходил присоединенный неведомо куда шнур от ноутбука; посередине лачуги возвышалась гора банок с жидким горючим «стерно», служившим и для отопления, и для приготовления пищи. Сам Пруно устроил себе нечто вроде кокона из тряпок и грязных газет, и его не сразу можно было заметить.

– Господи, – мягко проговорил Курц, – почему вы не идете в приют, старина?

Пруно снова закашлялся. Это, возможно, был смех.

– Я отказываюсь отдавать кесарю кесарево.

– Деньги? – задумчиво произнес Курц. – Но приюты не требуют денег. В это время года никого даже не заставляют работать. Не понимаю: что от вас могут потребовать отдать кесарю, кроме обморожения, которого вам удастся избежать?

– Почтение, – ответил Пруно. Он снова закашлялся и схаркнул. – Ну, что ж, Джозеф, перейдем к делу? Что вы хотели бы узнать об этой грозной госпоже Фарино?

– Прежде всего, – сказал Курц, – скажите, что вы хотите получить в обмен на информацию. В своем послании вы недвусмысленно упомянули, что попросите что-то взамен.

– Не совсем так, Джозеф. Я сказал, что взамен поставлю вам встречный вопрос. Уверяю вас, что с радостью дам вам информацию о Фарино без каких-либо условий.

– И все-таки, – настаивал Курц. – Что у вас за вопрос?

Пруно закашлялся на целую минуту и поплотнее завернулся в газеты и тряпки. От холодного ветра, свободно разгуливавшего по сделанной из разбитых ящиков лачуге, Курц уже начал дрожать, а ведь он был одет в толстое шерстяное полупальто.

– Я надеюсь, что вы не откажетесь встретиться с моим другом, – сказал Пруно. – В вашем профессиональном качестве.

– Каком же?

– Детектива.

Курц покачал головой:

– Вы же знаете, что я давно уже не частный детектив.

– Вы в прошлом году вели расследование для семейства Фарино, – напомнил Пруно. В хриплом голосе старика-наркомана все еще можно было угадать намек на бостонский акцент.

– Это было не расследованием, а самым настоящим мошенничеством, на которое я и сам попался, – ответил Курц.

– Тем не менее, Джозеф, я был бы вам весьма и весьма обязан, если бы вы согласились просто встретиться с моим другом. Вы можете сами сказать ему, что больше не занимаетесь детективным бизнесом.

Курц задумался:

– Как его зовут?

– Джон Веллингтон Фрирс.

– И в чем заключается его проблема?

– Я не знаю точно, Джозеф. Это его личное дело.

– Ладно, – сказал Курц, представив себе, как он дает консультацию еще одному пропойце. – Где я найду этого Джона Веллингтона Фрирса?

– Может быть, ему стоило бы прийти сегодня к вам в офис? Пожалуй, будет лучше, если мой друг сам явится к вам.

Курц подумал об Арлене и о том, что произошло, когда к ним в офис в прошлый раз явились посетители.

– Нет, – ответил он. – Сегодня вечером до самой полуночи я буду в баре «Блюз Франклин». Скажите ему, что мы встретимся там. Как я смогу его узнать?

– Он любит носить жилеты, – ответил Пруно. – А теперь об этом дельце с Анжелиной Фарино. Что вас интересует?

– Все, – сказал Курц.

Дональд Рафферти работал на главном почтамте на Уильям-стрит и предпочитал ходить на ленч в небольшой бар около Бродвей-маркет. Как супервайзер, Рафферти имел право на девяностоминутный перерыв. Впрочем, иногда ему приходилось обходиться без еды.

В этот день он вышел из бара и увидел, что к его «Хонде-Аккорд» 1998 года выпуска прислонился какой-то мужчина. Мужчина был белым – это первое, что заметил Рафферти, – и был одет в полупальто и шерстяную кепку. Лицо казалось смутно знакомым, но Рафферти никак не мог точно вспомнить, где и когда его видел. Он вынужден был признаться самому себе, что его ленч несколько подзатянулся, и не без волнения принялся искать в кармане ключи от автомобиля. Он остановился футах в двадцати от мужчины и подумал, не стоит ли ему вернуться в бар и там дождаться, пока незнакомец не уйдет.

– Эй, Донни, – вдруг проронил незнакомец. Рафферти всегда терпеть не мог своего уменьшительного имени и ненавидел такое обращение.

– Курц, – произнес Рафферти после долгой паузы. – Курц.

Курц кивнул.

– Я думал, что ты в тюрьме, говнюк, – пробурчал Рафферти.

– Не в данный момент, – заметил Курц.

Рафферти поморгал, словно рассчитывал отогнать видение.

– В другом штате тебя усадили бы на стул или вкатили бы хорошую дозу яда, – заявил он. – За убийство.

Курц улыбнулся.

– Непредумышленное убийство. – Он стоял, опираясь задом на капот «Хонды», но после этих слов выпрямился и сделал несколько шагов вперед.

Дональд Рафферти попятился, чуть не упав на льду, покрывавшем асфальт стоянки. Снова повалил снег.

– Какого хрена тебе нужно, Курц?

– Я хочу, чтобы ты ничего не пил в те дни, когда тебе понадобится куда-нибудь везти Рэйчел, – сказал Курц. Его голос звучал очень мягко, но притом очень настойчиво.

Несмотря на владевшую им нервозность, Рафферти рассмеялся.

– Рэйчел? Только не говори мне, что ты питаешь к Рэйчел какие-то гребаные чувства. За четырнадцать лет даже ни разу не прислал ребенку поганой фотокарточки.

– Двенадцать лет, – поправил Курц.

– Она моя, – заплетающимся языком произнес Рафферти. – Так признал суд. Это полностью законно. Я был мужем Саманты, бывшим мужем, и Саманта могла оставить ее только мне.

– Сэм не хотела, чтобы о Рэйчел заботился кто-либо, кроме нее самой, – возразил Курц, делая еще один шаг к Рафферти.

Рафферти отступил сразу на три шага к бару.

– Сэм не собиралась умирать, – сказал Курц.

Теперь Рафферти не мог упустить повода поглумиться.

– Она умерла из-за тебя, Курц. Тебя и своей сраной работы. – Он нащупал в кармане ключи и зажал их в кулаке так, чтобы они торчали между пальцами. Получилось нечто вроде кастета. К страху, овладевшему им в первый момент, теперь примешался гнев. Он знал, как разделаться с этим сукиным сыном.